позже. А пока слушай, какие порядки заведены в Йомсборге. Чтобы стать разбойником, надо быть не моложе восемнадцати и не старше пятидесяти лет. Правда, однажды было исключение, когда двенадцатилетний мальчик по имени Вагн Окессон победил в схватке самого ярла Сигвальда Струт-Харальдссона. Представляешь?

– С трудом, – признался Морав. – Похоже на вымысел.

– Как бы не так! В битве при Хьёрунгаваге между ярлом норгов Хладиром и флотом данов, которым помогало братство из Йомсборга, и тот и другой командовали йомсвикингами. Это факт.

– Видать, у Вагна Окессона были какие-то выдающиеся способности…

– Может быть, не исключено… – Тут Дымша бросил выразительный взгляд на Морава-Хорта и быстро отвел глаза в сторону. – Хех… В этом мире чего только не бывает. Взять хотя бы тот же Йомсборг. Представь себе, там запрещаются всякие ссоры между йомсвикингами и даже грубое обращение друг к другу может закончиться изгнанием. На хмельном пиру викингов – и без доброй драки! Такого просто не должно быть. А оно есть.

– Пиры в тверди тоже проходят мирно…

– Так это у нас. Дальше – еще чудеснее. Йомсвикингам запрещается отлучаться с тверди более чем на три дня, притом с согласия братства. Женщины и дети в Йомсборг не допускаются, мало того, йомсвикинги даже в плен их не берут. Говорят, будто у некоторых есть жены и подружки вне тверди, но про это точно неизвестно. А плесни еще чуток… – Дымша подставил чашу.

Морав исполнил его просьбу; Дымша выпил и продолжил свой рассказ:

– Каждый йомсвикинг обязан защищать собратьев, не жалея живота своего, а в случае смерти товарища или нанесенной ему большой обиды должен отомстить за него. Все трофеи делятся между йомсвикингами поровну. В их общине считается преступлением не передать захваченную в бою добычу в распоряжение ярла, который занимается дележкой награбленного. Прослыть трусом или бежать перед лицом равного или уступавшего по численности врага считается у йомсвикингов большим бесчестьем, хотя отступление перед превосходившими силами противника не считается позором.

– Еще бы… – Морав иронично хмыкнул. – Уверен, что после доброго пинка под зад побегут эти йомсвикинги так, что только пятки будут сверкать. Русам ли об этом не знать…

– Ну, предположим, нашим воям еще не доводилось встречаться с йомсвикингами. А так, да, случалось. Бивали мы викингов, и не раз… Так вот, подхожу к главному. Для вступления в братство любой викинг обязан свершить подвиг. То есть согласиться на хольмганг[190] с одним из йомсвикингов. Вот тут-то наш человечек и дал маху; вернее – стрекача. Ему предложили сражаться с Торкеллем Длинным. А у того ручищи ниже колен и сам как сосна. Здоровый бык. С ним бодаться все равно что со скалой. Хольмганг должен был начаться на следующий день, но наш незадачливый соискатель почетного звания йомсвикинга не стал дожидаться печального конца и ночью сбежал из Йомсбурга. Ясное дело, после такого позора этот никчемный муж не мог оставаться в землях данов, откуда был родом, поэтому ему пришлось перебраться в Хольмгард, где его взяли в услужение к какому-то купчине. Вот он и порассказал много чего про йомсвикингов, а наши купцы подслушали. Драться ему было слабό, а ежели трепаться попусту, так это запросто. Язык у него был что помело. Народ наш добрый, всех привечает. Даже таких никчемных людишек. А надо ли?

Вопрос Дымши повис в воздухе; Морав не ответил, углубившись в свои мысли. Мастер с сожалением потряс кувшинчик, из которого вылилось всего несколько капель, и занялся работой. Над гаванью висела легкая дымка, предвестница дождя. Запахи цветущего разнотравья усилились и кружили голову.

Морава почему-то сильно задел рассказ Дымши. Ему вдруг захотелось заняться мыслевидением, чтобы посмотреть с высоты на таинственный Йомсборг, но он понимал, что это невозможно: твердь йомсвикингов находилась слишком далеко. Да и пугать своим видом доброго старика не стоило – во время мыслевидения наружность Морава-Хорта сильно менялась. Он становился бледным как мертвец, и временами его начинало трясти, словно и впрямь та неизвестная птица, зрением которой он, видимо, пользовался, попадала в воздушную круговерть.

Глава 15. Побег

Морав сидел возле жилища Рогволда и водил точильным камнем по клинку меча: вжик-вжик… вжик-вжик… Славное оружие и так было острым, однако надо же чем-то заняться, пока Дымша не даст весточку, что драккар готов к выходу в море.

В последнее время юноша перестал считать обиталище волхва своим домом. От него веяло холодом, а от домашнего уюта не осталось и следа. Рогволд сдавал на глазах, больше лежал в постели, нежели двигался, и мыслями был уже далеко от тверди. Морав даже догадывался, где именно. К тому же волхва одолевала непонятная тревога, которая была связана с недавним посещением его старого приятеля-кобника. Обычно он сообщал Рогволду свежие новости, и редко когда они были хорошими. Есть такие люди, которых хлебом не корми, а дай принести на кончике языка какую-нибудь напраслину или дурную весть. Наверное, им доставляет большое удовольствие наблюдать за тем, как собеседник меняется в лице, а то и начинает рвать волосы на голове от горя.

Его скипрейд не слонялся по городищу без дела. Под началом Сокола бывшие «волки» и мангеры упражнялись в близлежащем лесочке во владении оружием и слаживались, чтобы во время сражения быть как одно целое. Сокол оказался очень толковым малым, и Морав назначил его форингом, чем вызвал ревность у Могни. Но долго обижаться здоровяк не мог по причине своей отходчивой натуры, и вскоре с большим рвением он выполнял все, что приказывал Сокол.

Морава беспокоили отношения с новым вождем тверди. Конечно же, им выбрали Гардара, хотя многие и противились. Но Рогволд на большой совет не явился по причине немощи – в тот день Морав едва вытащил его из Нави, – и верх взяли те, кого в свое время прикормил Яролад. Наверное, Гардар пообещал им всякие блага и свое покровительство. Как бы там ни было, а он все же получил вожделенную власть и ее символ – двусторонний топор из небесного железа, щедро украшенный позолотой, и с рукоятью, на которой были начертаны древние руны.

По старинным преданиям, железо это и впрямь упало с небес, и лучший кузнец племени ковал и украшал этот топор целый год. Металл топора был чрезвычайно прочным и по цвету сине-сизым – будто морская волна во время грозового ненастья. На нем были видны даже более светлые волны и рябь. Этим топором можно было с одного удара разрубить любой, самый прочный, панцирь, не говоря уже о щитах, которые рассыпались на щепки.

Но Мораву